Людочка

Астафьев Виктор

Лет пятнадцать назад автор услышал эту историю, и сам не знает почему, она живет в нем и жжет сердце. «Может, все дело в Ее удручающе обыденности, в Ее обезоруживающей простоит?» Кажется автору, что героиню звали Людочкой. Родилась она в небольшой вымирающей деревеньке Вычуган. Родители - Колхозники. Отец вот угнетающе работы спился, Был суетлив и туповат. Мать боялась за будущего ребенка, поэтому постаралась зачать в редкий от мужниных пьянок перерыв. Но девочка, «ушибленная нездоровой плотью отца, родилась слабенькой, болезненной и плаксивой».

Росла вяло, как придорожная трава, редко смеялась и пела, в школе не выходила из троечниц, хотя Была молчалива-старательной. Отец из жизни семьи исчез давно и незаметно. Мать и дочь без него жили свободнее, лучше, бодрее. В их доме время от времени появлялись мужики, «один тракторист из соседнего леспромхозам, вспахав огород, крепко отобедав, задержался на всю весну, врос в хозяйство, начал его отлаживать, укреплять и умножит. Ездил на работу на мотоцикле за семь верст, брал с собой ружье и часто привозили то битый птицу, то зайца. «Постоялец Никак не относился к Людочка: ни хорошо, ни плохо». Он, казалось, не замечал ее. А она его боялась.

Когда Людочка закончила школу, мать отправили Ее в город - налаживать свою жизнь, сама же собралась переезжать в леспромхозам. «На первых порах мать пообещала помогать Людочка деньгами, картошкой и чем Бог пошлет - на старости лет, глядишь, и она им поможет».

Людочка Приехал в город на электричке и первую ночь провела на вокзале. Утром пришла в привокзальную парикмахерскую сделать завивку, маникюр, хотела еще Покрас волосы, но старая парикмахерша отсоветовала: в девушки и без того слабенькие волосы. Тихая, но по-деревенски сноровистая, Людочка предложила подместы парикмахерскую, кому-то развела мыло, кому-то салфетку подала и к вечеру вызнала все здешние порядки, подкараулила пожилую парикмахершу, отсоветовавшую ей красится, и попросилась к ней в ученицы.

Гавриловну внимательно осмотрела Людочку и Ее документы, пошла с ней в горкоммунхоз, где оформила девушку на работу учеником парикмахера, и взяла к себе жить, поставил нехитрые условия: помогать по дому, дольше одиннадцати не гулять, парней в дом не водит, вино не пить , табак не курит, слушаться во всем хозяйку и почитать Ее как родную мать. Вместо платы за квартиру пусть с леспромхозами привезут машину дров. «Покуль ты ученицей будешь - живи, но как мастером станешь, в общежитку ступай, Бог даст, и жизнь устроишь ... Если обрюхатеешь, с места сгона.

Я детей не имела, Пискунов не люблю ... »Она предупредила жилицу, что в распогодицу мается ногами и« воет »по ночам. Вообще, для Людочки Гавриловну сделала исключение: с Некоторых пор она не брала квартирантов, а девиц тем более. Когда-то, еще в хрущевские времена, жили у нее две студентки финансового техникума: крашеные, в брюках ... пол не мели, посуды не мылы, не различалы свое и чужое - ели хозяйские пирожки, сахар, что вырастало на огороде.

На замечание Гавриловны девицы обозвалы Ее «эгоисткой», а она, не поняв неизвестного слова, обругал их по матушке и выгнали. И с той поры пускала в дом только парней, быстро приучало их к хозяйству. Двоих, особо толковых, научила даже готовит и управляться с русской печь

Людочку Гавриловну пустила оттого, что угадала в ней деревенскую Родню, не испорченную еще городом, да и стала тяготится одиночеством на старости лет. «Свалишься - воды подать некому».

Людочка Была послушной девушкой, но учение шло у нее туговато, цирюльное дело, казавшееся таким простым, давалось с трудом, и, когда прошлое назначенный срок обучения, она не смогла сдать на мастера. В парикмахерской Людочка прирабатывала еще и уборщицей и осталась в штате, продолжая практику, - стригла под машинку призывников, корнала школьников, фасонные же стрижки училась делать «на дому», подстригая под раскольников страшенных модников из поселка Вэпэвэрзэ, где стоял дом Гавриловны. Сооружала прически на головах вертлявых дискотечных девочек, как у заграничных хит-звезд, не Беря за это никакой платы.

Гавриловну сбыла на Людочку все домашние дела, весь хозяйственный обиход. Ноги у старой женщины болели все сильнее, и в Людочки щипало глаза, когда она втирала мазь в искореженные ноги хозяйки, дорабатывающей последний год до пенсии. Запах от мази Был такой Лютый, крики Гавриловны такие душераздирающие, что тараканы разбежались по соседям, мухи умерли все до единой. Гавриловну жаловалась на свою работу, сделавшую Ее инвалидом, а потом утешала Людочку, что не останется и без куска хлеба, выучившись на мастера.

За помощь по дому и уход в старости Гавриловну обещали Людочка сделать постоянную прописку, записать на нее дом, когда девушка и дальше будет так же скромно себя вести, обихаживать избу, двор, гнуть спину в огороде и доглядит Ее, старухи, когда она совсем обезножеет

С работы Людочка ездила на трамвае, а потом шла через погибающий парк Вэпэвэрзэ, по-человечески - парк вагоно-паровозного депо, посаженный в 30-е годы и погубленный в 50-е. Кому-то вздумалось проложить через парк трубу. Выкопалы канаву, провели трубу, но закопать забыли. Черная с изгиба труба лежала в распаренной глине, шипела, парила, бурлила горячей бурдой.

Со временем труба засорилась, и горячая речка текла этажа, кружит радужно ядовитые кольца мазута и разный мусор. Деревья высохлы, листва облетела. Лишь тополь, корявые, с лопнувших корой, с рогатымы сучьям на вершине, оперлись лапами корней о земную твердь, росли, сорилы пух и осени роняли вокруг осыпанные древесной чесоткой листья.

Через канаву переброшен мосток с перилами, которы ежегодно ломали и по весне обновляли заново. Когда паровозы заменили тепловозами, труба совершенно засорилась, а по канаве все равно текло горячее месиво из грязи и мазута. Берега поросли всяким дурнолесьем, кое-где стояли чахлые березы, рябины и липы.

Пробивались и елки, но дальше младенческого возраста дело у них не шло - их срубали к Новому году догадливые жители поселка, а Сосенки общипывалы козы и всякий блудливый скот. Парк выглядели словно «после бомбежки или нашествия неустрашимой вражеской конницы». Кругом стояла постоянная вонь, в канаву бросали щенят, котят, дохлых поросят и все, что обременяло жителей поселка.

Но люди не могут существовать без природы, поэтому в парке стояли железобетонные скамейки - деревянные моментально ломали. В парке Бегаль ребятишкы, водилась шпана, которая развлекалась игрой в карты, пьянкой, драка, «иногда насмерть». «Ималы они здесь и девок ...» верховодили шпаной Артемка-Мыло, с вспененной белой головой. Людочка сколько ни пыталась усмирить лохмотья на буйной голове Артемки, ничего у нее не получалось.

Его «кудри, издали напоминавшие мыльную пену, изблизя оказались что липкие рожки из вокзальном столовой - ругали их, бросил комком в пустую тарелку, так они, слипшиеся, неподъемно и лежали. Да и не ради прически приходил парень к Людочка. Как только Ее руки становились занятыми ножницами и расческой, Артемка начинали хватать Ее за разные места.

Людочка сначала увертывалась вот хватки рук Артемки, а когда не помогло, стукнула его машинкой по голове и пробила до крови, Пришлось лить йод на голову «ухажористого человека». Артемка заулюлюкали и со свистом стал ловить воздух. С тех пор «домогания Свои хулиганские прекратили», более того, шпана повелению Людочку НЕ трогать

Теперь Людочка никого и ничего не боялась, ходила от трамвая до дома через парк в любой время и Любое время года, отвечая на приветствие шпаны «свойской улыбкой». Однажды атаман-мыло «зачалил» Людочку в центральный городской парк на танцы в загон, похожий на Звериные

«В загоне-Зверинце и люди вели себя по-Зверин ... Бесилось, неистовствовало стадо, творя из танцев телесные срам и бред ... Музыка, Помогая стаду в бесовства и дикости, билась в судорогах, трещала, гудела, грохотали барабананами, стонала, выла »

Людочка испугалась происходящего, забилась в угол, искали глазами Артемка, Чтобы заступился, но «мыло измылился В этой бурлящей серой пене». Людочку выхватил в круг хлыщ, стал нахальничать, она едва отбилась от кавалера и убежал домой. Гавриловну назидал «постоялку», что ежели Людочка «сдаст на мастера, определится с профессией, она безо всяких танцев найдет ей подходящего рабочего парня - не одна же шпана живет на свете ...». Гавриловну уверяла - вот танцев равно безобразие. Людочка во всем с ней соглашалась, считали, ей очень повезло с наставницей, имеющей богатый жизненный опыт.

Девушка варила, мыла, скребла, белила, красила, стирала, гладила и не в тягость ей было содержать в полной чистоте дом. Зато если замуж выйдет - все она умеет, во всем самостоятельной хозяйкой может быть, и муж Ее за это любит и ценить станет. Недосыпала Людочка часто, чувствовал слабость, но ничего, это можно пережить.

Тот порой вернулся из мест Совсем не отдаленных всем в округе Известный человек по прозванию стрекача. С виду он тоже напоминал черного узкоглазого жука, правда, под носом вместо щупалец-усов у стрекача Была какая-то грязная нашлепка, при Улыбка, напоминающей оскал, обнажались испорченные зубы, словно из цементных крошек изготовленны. Порочные с детства, он еще в школе занимался разбоем - отнимал у малышей «серебрушкы, пряники», жвачку, особенно любил в «блескучей обертке».

В седьмом классе стрекача уже таскался с ножом, но Отбирать ему ни у кого ничего не надо было - «малое население поселка приносило ему, как хану, дань, все, что он велел и хотел». Вскоре стрекача кого-то порезали ножом, его поставили на учет в милицию, а после попытки изнасилования почтальонкы Получил первый срок - три года с отсрочкой приговора. Но стрекача НЕ угомонился. Громил соседние дачи, грозил хозяевам пожаром, поэтому владельцы дач начавшего оставлять выпивку, закуску с пожеланием: «Миленький гость! Пей, ешь, Отдыхай - только, ради Бога, Ничего не поджигай! Стрекача прожировал почти всю зиму, но потом его все же взяли, он сел на три года.

С тех пор обретался "в исправительно-трудовых лагерях, время от времени прибывая в родной поселок, будто в заслуженный отпуск. Здешняя шпана гужом тогда ходила за стрекача, набиралась ума-разума », почитай его вором в законе, а Он не гнушался, по-мелкому пощипывал свою команду, играя то в картишки, то в наперсток. «Тревожно жилось тогда и без того всегда в тревоге пребывающему населению поселка Вэпэрвэзэ. В тот летний вечер стрекача сидел на скамейке, попивает дорогой коньяк и маясь без дела. Шпана обещали: «Не психуй. Вот массы с танцев повалять, мы тебя цыпушек найму. Сколько захочешь ... »

Вдруг он увидели Людочку. Артемка-мыло попытался замолвите за нее слово, но стрекача и не слушал, на него нашел кураж. Он поймал девушку за поясок плаща, старался усадит на колени. Она попыталась отделаться от него, но он кинул Ее через скамейку и изнасиловал. Шпана находилась рядом. Стрекача заставил и шпану "испачкаться», Чтобы не один он Был виновником. Увидя растерзанную Людочку, Артемка-мыло оробел и попытался натянуть на нее плащ, а она, обезумев, побежала, крича: «Мыло! Мыло! Добежав до дома Гавриловны, Людочка упала на ступеньку и потеряла сознание. Очнулась на стареньком диване, куда дотащила Ее сердобольная Гавриловну, сидящая рядом и утешавшая жиличку. Придя в себя, Людочка Решила ехать к матери.

В деревне Вычуган «осталось двд целых дома. В одном упрямо доживала свой век старуха Вычуганиха, в другом - мать Людочки с отчимом ». Вся деревня, задохнувшаяся в дикоросов, с едва натоптанной тропой, Была в заколоченных окнах, пошатнувшихся скворечнику, дико разросшимися меж изб тополями, черемуха, осина. В то лето, когда Людочка закончила школу, старая яблоня дала небывалый урожай красных наливных яблок.

Вычуганиха стращали: «Ребятишкы, не ешьте Эти яблоки. Не к добру это! »« И однажды ночью живая ветка яблони, не выдержав тяжести плодов, обломилась. Голыи, плоский ствол остался за расступившимися домами, словно крест с обломанной поперечиной на погосте. Памятник умирающем русской деревеньке. Еще одной. «Эдак вот, - предсказала Вычуганиха, - одинова Середь России кол вобьют, и Помяни Ее, нечистой силой изведенную, некому будет ...» Жутко было бабам слушать Вычуганиху, они неумело молились, считая себя недостойнымы милости Божьей.

Людочкина мать тоже стала молиться, только на Бога и оставалась надежда. Людочка хихикнула на мать и схлопотала затрещину.

Вскоре умерла Вычуганиха. Отчим Людочки кликнули мужиков из леспромхозам, они свезлы на тракторных санях старуху на погост, а Помяни не на что и нечем. Людочкина мать собрала кое-что на стол. Вспоминали, что Вычуганиха Была последней из рода вычуган, основателей села.

Мать стирала на кухне, увидев дочь, стала вытирать о передник руки, приложила их к большому животу, сказала, что кот с утра «намывал гостей», она еще удивлялась: «Откуда у нас им быть? А тут Эвон что! »Оглядывая Людочку, мать сразу поняла - с дочерью случилась беда. «Ума большого не надо, Чтобы смекнуть, какая беда с ней случилась. Но через эту ... неизбежность все бабы Должны пройти ...

Сколько их еще, бед-то, впереди ... »Она узнала, дочь приехали на выходные. Обрадовалась, что подкопила к Ее приезд сметану, отчим меду накачали. Мать сообщила, что Вскоре переезжает с мужем в леспромхозам, только «как розу ...». Смущаясь, что на исходе четвертого десятка решилась рожать, объяснила: «Сам ребенка хочет. Дом в поселке строит ... а Цей продадут. Но сам не возражает, если на тебя его перепишет ... »Людочка отказалась:« Зачем он мне ». Мать обрадовалась, может, сотен пять дадут на шифер, на стекла.

Мать заплакала, глядя в окно: «Кому вот этого разора польза?" Потом она пошла достирывать, а дочь послала доить корову и дров принести. «Сам» должен прийти с работы поздно, к его приходу успеют ругает похлебку. Тогда и выпьют с отчимом, но дочь ответила: «Я не научилась еще, мама, ни пить, ни стричь». Мать успокоила, что стричь научится "когда-нито». Не боги горшки обжигают.

Людочка задумалась об Отчий. Как он трудно, однако азартно врастал в хозяйство. С машинами, моторами, ружье управлялся легко, зато на огороде долго не мог отличить один овощ от другого, сенокос воспринимал как баловство и праздник. Когда закончили метать стога, мать убежал готовит еду, а Людочка - на реку.

Возвращаясь домой, она услышал за обмыском «Звериные рокот». Людочка очень удивилась, увидев, как отчим - «мужик с бритой, седеющей со всех сторон головой, с глубокими бороздами на лице, весь в наколках, присадистый, длиннорукий, хлопает себя по животу, вдруг забегал вприпрыжку по отмели, и хриплый рев радости исторгался из сгоревшего или перержавленного нутра мало ей знакомого человека », - Людочка начала догадываться, что у него не было детства.

Дома она со смехом рассказывала матери, как отчим резвился в воде. «Да где же ему было купанье-то обучиться? С малолетства в ссылка да в лагерях, под конвоем да охранским уходом в казенной бане. У него жизнь-то ох-хо-хо ... - Спохватившись, мать построжела и, словно кому-то доказывая, продолжала: - Но человек он порядочный, может, и добрый ».

С этого времени Людочка перестала боятся отчим, но ближе не стала. Отчим близко к себе никого не допускали.

Сейчас вдруг подумалось: побеже бы в леспромхозам, за семь верст, найти отчим, прислониться к нему и выплакаться на его грубой груди. Может, он Ее и погладить по голове, пожалеет ... Неожиданно для себя Решила уехать с утренней электричкой. Мать НЕ удивилась: «Ну что же ... когда надо, дак ...» Гавриловну не ждала быстрого возвращения жиличкы. Людочка объяснила, что родители переезжают, не до нее. Она увидела две веревочки, приделанные к мешку вместо лямок, и заплакала. Мать сказывала, что привязывала Эти веревочки к трубку, совала ногу в петлю и зыбала ногой ...

Гавриловну испугалась, что Людочка плачет? «Маму жалко». Старуха пригорюнилась, а Ее и пожалеть некому, потом предупредила: Артемка-мыло забрали, лицо ему Людочка все расцарапали ... примета. Ему велено помалкивать, шаче смерть. Вот стрекача и старуху предупредилы, что если жиличка что лишнее пикнет, Ее гвоздями к столбу прибьют, а старухе избу спалят. Гавриловну жаловалась, что у нее всех благ - угол на старости лет, она не может его останется. Людочка пообещала перебраться в общежитие. Гавриловну успокоила: бандюга Этот долго не нагуляет, скоро сядет опять, «а я тебя и созову обратно».

Людочка вспомнила, как, Живя в совхоз, простудилась, открылось воспаление легких, Ее положили в районную больницу. Бесконечной, длинной ночью она увидела умирающего парня узнала вот санитарка его нехитрую историю. Вербованный из каких-то дальних мест, одинокий паренек простыл на лесосеке, на виски выскочил фурункул. Неопытная фельдшерица отругал его, что обращается по всяким пустякам, а через день она же сопровождал парня впавшего в беспамятстве, в районную больницу. В больнице вскрыла череп, но сделать ничего не смогла - гной начал делать свое разрушительное дело.

Парень умирали, поэтому его вынеслы в коридор. Людочка долго сидела и смотрела на мучающегося человека, потом приложила ладошки к его лицу. Парень постепенно успокоился, с усилием Открыл глаза, попытался что-то сказать, но доносилось Лишь «усу-усу ... усу ...». Женским чутье она угадала, он Пытается поблагодарить ее. Людочка искренне пожалела парня, такого молодого, одинокого, наверное, и полюбит Никого не успевшего, принесла табуретку, села рядом и взяла руку парня. Он с надеждой глядел на нее, что-то шептал. Людочка подумала, что он шепчет молитву, и стал помогать ему, потом встала и задремала. Она очнулась, увидела, что парень плачет, пожалел его руку, но Он не ответил на Ее пожатие.

Он постиг цену сострадания - «совершилось еще одно привычное предательство по отношения к умирающему». Предают, «предают его живые! И не его боль, не его жизнь, им свое страдание дорого, и они хотят, чтоб Скорее кончились его мучения, для того, чтоб самим не мучается ». Парень отнял у Людочки свою руку и отвернулся - «он ждал от нее не слабо утешения, он жертвы от нее ждал, согласия быть с ним до конца, может, и умереть вместе с ним. Вот тогда свершилось бы чудо: вдвоем они сделались бы сильнее смерти, восстали бы к жизни, в нем появился бы могучий порыв ", открылся бы путь к воскресения.

Но не было рядом человека, способного пожертвовать собой ради умирающего, а в одиночку он НЕ одолел смерти. Людочка бочком, как бы уличенная в нехорошие поступке, крадучись ушла к своей кровати. С тех пор не умолкало в ней чувство глубокой вины перед покойным парнем-лесорубом. Теперь сама в горе и заброшенносты, она особо остро, совсем осязаемо ощутила всю отверженности умирающего человека. Эй предстояло до конца экзамену чашу одиночества, лукавого человеческого сочувствия - пространство вокруг все сужалось, как возле тот койки за больничной облупленной печь, где лежал Умирающий парень.

Людочка застыдилась: «зачем она притворялась тогда, зачем? Ведь если бы и вправду Была в ней готовность до конца остаться с умирающем, принять за него муку, как в старину, может, и в самом деле выявились бы в нем неведомые силы. Ну даже и не свершись чудо, не воскресни Умирающий, все равно сознание того, что она способна ... отдать ему всю себя, до последнего вздоха, сделало бы Ее сильной, уверенной в себе, готовой на отпор злыми силам ». Теперь она поняла психологическое состояние узников-одиночек. Людочка опять вспомнила об Отчий: вот он небось из таких, из сильных? Да как, с какого места к нему подступиться-то? Людочка подумала, что в беде, в одиночестве все одинаковы, и нечего кого-то стыд и презрительного

В общежитии мест пока не было, и девушка продолжала жить в Гавриловны. Хозяйка учила жиличку «возвращаться в потемках» не через парк, Чтобы «саранопалы» не знали, что она живет в поселке. Но Людочка продолжала ходит через парк, где Ее однажды подловили парни, стращали стрекача, незаметно подталкивая к скамейке. Людочка поняла, что они хотят. Она в кармане носила бритву, желая отрез «достоинство стрекача под самый корень».

О Страшной Этой мести додумалась не сама, а услышал однажды в подобном поступке женщины в парикмахерской. Парням Людочка сказала, жаль, что НЕТ стрекача, «такой Видный кавалер». Она развязно заявила: отвал, мальчики, пойду переоденусь в поношенное, не Богачка. Парни отпустила Ее с тем, Чтобы поскорее вернулась, предупредилы, Чтобы не смела «шутит». Дома Людочка переоделась в старенькое платье, подпоясалась то самой веревочкой вот своей трубки, снял туфли, взяла лист бумаги, но не нашла ни ручки, ни карандаша и выскочила на улицу.

По пути в парк прочитала объявление о наборе юношей и девушек в лесную промышленность. Промелькнула спасительная мысль: «Может, уехать?» «Да тут же другая мысль перебила первую: там, в лесу-то, стрекача на стрекача и все с усами». В парке она отыскала давно запримеченный тополей с корявым суком над тропинкой, захлестнула на него веревочки, сноровисто увязала петельку, пусть и тихоня, но по-деревенски она умела многое. Людочка забралась на обломыш тополь, надела петлю на шею. Она мысленно простилась с родными и близкими, попросила прощения у Бога. Как все замкнуты люди, Была довольно решительное. «И здесь, с петлей на шее, она тоже, как в детстве, зажала лицо ладонями и, оттолкнувшись ступнями, будто с высокого берега бросилась в омут. Безбрежный и бездонный ».

Она успела почувствовать, как сердце в груди разбухает, кажется, разломает ребра и вырвется из груди. Сердце быстро устало, ослабело, и тут же всякая боль и муки оставили Людочку ...

Парни, ожидающие Ее в парке, стали уже ругать девушку обманувшую их. Одного послали в разведку. Он крикнул приятелям: «Когти рвем! Ко-огты! Она ... »- Разведчик мчался прыжки вот тополей, вот света". Позже, сидя в привокзальном ресторане, он с нервным хохотком рассказывал, что видел дрожащее и дергающееся тело Людочки. Парни решившего предупредить стрекача и куда-то уехать, пока их не «забарабалы»

Хоронили Людочку не в родной брошенной деревне, а на городскою кладбище. Мать временами забывалась и голосила. Дома Гавриловну разрыдалась: за дочку считал Людочку, а та что над собой сделала? Отчим выпил стакан водки и Вышел на крыльцо покурить. Он пошел в парк и застали на месте всю компанию во главе со стрекача. Бандит спросил подошедшего мужика, что эму надо. «Поглядеть вот на тебя пришел», - ответил отчим.

Он рванул с шеи стрекача крест и бросил его в кусты. «Эт-то хоть не погань, обсосок! Бога-то хоть НЕ ЛАПАЙ, людям оставьте! Стрекача пробовал пригрозит мужику ножом. Отчим усмехнулся и неуловим-молниеносным движением перехватила руку стрекача, вырвал Ее из кармана вместе с куском материи. Не дал бандиту опомниться, сгреб ворот рубашки вместе с фраком, поволок стрекача за шиворот через кусты, швырнула в канаву, в ответ раздался душераздирающий вопль. Вытирая руки о штаны, отчим Вышел на дорожку, шпана заступила ему дорогу. Он уперся в них взглядом. «Настоящего, непридуманного пахана почувствовалы парни.

Этот НЕ пачкал штаны грязью, давно уже ни перед кем, даже перед самым грязным конвоем на колени НЕ становился ». Шпана разбежалась: кто из парка, кто тащили полусварившегося стрекача из канавы, кто-то за «скорой» и Сообщить полуспившейся матери стрекача об участи, постигшей Ее сыночка, бурный путь которого вот детской исправительно-трудовой колонии до лагеря строгого режима завершился.

Дойдя до окраины парка, отчим Людочки споткнулся и вдруг увидела на сучки обрывок веревки. «Какая-то прежняя, до конца им самим не познанная сила высоко его подбросила, он поймался за сук, тот скрипнула и отвалился». Подержал сук в руках, почему-то понюхал его, отчим тихо молвил: «Что же Ты не обломился, когда надо?» Он искрошил его в куски, разбросав в стороны, поспешил к дому Гавриловны. Придя домой и выпив водки, засобирался в леспромхозам.

На почтительном расстоянии за ним спешила и не поспевала жена. Он взял у нее пожитки Людочки, помог забраться по высоким ступенькам в вагон электричке и нашел свободное место. Мать Людочки сначала шептала, а потом в голос просила Бога помочь родить и сохранить хотя бы это дитя полноценным. Просила за Людочку, которую НЕ сберегла. Потом «несмело положила голову ему на плечо, слабо прислонилась к нему, и показалось ей, или на самом деле так было, он приспустили плечо, чтоб ловчее и покойно ей было, и даже вроде бы локте Ее к стороны прижался, пригрел» < br />
В местного УВД так и недостало сил и возможностей расколота Артемка-мыло. Со строгим предупреждением он Был отпущено домой. С перепугу Артемка поступил в училище связи, в филиал, где учат лазить по столб, ввинчивать стаканы и натягивать провода; с испуг же, не иначе, Артемка-мыло скоро женился, и у него по-Стахановский, быстрее всех в поселке, через четыре месяца после свадьбы родился кучерявое дите, улыбчивое и Веселое. Дед смеялся, что «Этот малый с плоской головой, потому что на свет Божий его вынималы щипцами, уже и с папин Мозговой не сумеет, с какого конца на столб влазить - не сообразит».

На четвертой полосе местной газеты в конце квартала появилась заметка о состоянии морали в городе, но «Людочка и стрекача в Цей отчет не угодил. Начальнику УВД оставалось два года до пенсии, и он не хотел портить положительный процент сомнительнымы данными. Людочка и стрекача, не оставившие после себя Никаких записок, имущества, ценностей и свидетелей, прошли в регистрационно журнале УВД по линии самоубийц ... сдуру наложивших на себя руки »