Орфей, Эвридика, Гермес

В тех странных копях обиталы души,
Прожилками серебряной руды
Пронизывая тьму. Среди корней
Кровь проступала, устремляясь к людям,
Тяжелой, как Порфирий, казалась кровь.
Она одна Была красная.

Там Были
Никем НЕ населенный леса,
Утесы и мосты над пустотой.
И был там пруд, Огромный, тусклый, серый.
Навис он над своим далеким дном,
Как над землей - пасмурное небо.
Среди лугов тянулась терпеливо
Извилистая длинная дорога
Единственно бледно полоской.

И этою дорогой шли они.

И стройный человек в одежде синей
Шел молча первым и смотрел вперед.
Эл, не жуя, дорогу шаг его,
Тяжелой ношей из каскада складок
Свисалы крепко стиснутые руки,
Почти совсем забывать о легкой лире,
Которая врастала в левый локоть,
Как роза в сук оливковый врастает,
Раздваивались чувства на ходу:
Взор, словно пес, бежал вперед стремглав,
Бежал и возвращался, Чтобы снова
Бежать и ждать на Ближнем повороте, -
А слух, как запах, жили позади.

Порой казалось, достигает слух
Тех двух других, которы, должно быть,
НЕ отстают при этом восхожденье.
И снова только звук его шагов,
И снова только ветер за спиной.
Они идут - он громко говорил,
Чтобы Услыши вновь, как стихнет голос.
И все же идут они, то двое,
Хотя и медленно. Когда бы мог
Он обернутся (если бы обернувшись,
Он своего деянья НЕ разрушили,
Едва-едва свершенного) - увидеть
Он мог бы их, идущих тихо следом.

Вот он идет, бог странствий и вестей,
Торчит колпак над светлыми глазами,
Мелькает посох тонкий перед ним,
Бьют крылья по суставам быстрых ног,
Ее ведет он левою рукой.

Ее, ту, так любимую, что лира
Всех плакальщицами на свете превзошло,
Вселенную создал над ней плачем -
Вселенную с полями и ручьи,
С дорогами, с лесами, со зверьем;
Всходило солнце в жалобное вселенной,
Такое же, как наше, но в слезах,
Светилось там и жалобное небо,
Немое небо в звездах искаженных ...
Ее, ту, так любимую ...

Шла рядом с богом между тем она,
Хоть и мешал ей слишком длинный саван,
Шла неуверенны, неторопливо.
Она в себя замкнулась, как на сносях,
Не думаю о том, кто впереди,
И в своем пути, Который в жизнь ведет.
Своею переполнены кончиной,
Она в себя замкнулась.
Как плод созревший - сладостью и мраком,
Она Была полна своею смертью.

Вторичным девстве запечатлена,
Она прикосновений избегала.
Закрылся пол ее. Так на закате
Дневные закрываются цветы.
Вот близости чужой отвыкли руки
Настолько, что прикосновенье бога
В неуловимой легкости своей
Болезненными казалось ей и Дерзкий.
Навеки перестала быть она
Красавицей белокурой песен,
Благоуханным островом в постели.
Тот человек ей больше не владел.

Она Была распущенной косой,
Дождем, которы Выпил земля,
Она Была растраченным запасом.
Успела стать она подземным корнем.

И потому, когда внезапно бог
Остановил ее движеньем резким
И горько произнеся: "Он обернулся", -
Она спросила удивленно: "Кто?"
Там, где во тьме маячил светлый выход,
Стоял недвижно кто-то, чье лицо
Нельзя узнать. Стоял он и смотрел,
Как на полоску бледную дороги
Вступил с печальным взглядом бог-посланец,
Чтобы в молчанье тень сопровожд,
Которая лугами шла обратно,
Хоть и мешал ей слишком длинный саван, -
Шла неуверенны, неторопливо ...

Райнер Мария Рильке
Орфей, Еврідіка, Гермес (сокращенно)